Звезда Капюшонова
Поздним вечером Капюшонов вместе с женой Зинаидой возвращался со дня
рождения шурина. Погуляли хорошо. Уже перед самым уходом Капюшонов и
шурин заспорили, кто сильнее, и пошли на кухню бороться руками. Шурин
пытался жухать и все норовил свободной рукой ухватиться за табуретку, но
Капюшонов все равно положил родственника.
Вечер был на редкость теплый, и супруги решили прогуляться пешком. Дойдя
до подъезда, Капюшонов опустился на скамейку:
— Ты, Зинаида, поднимайся, а я пока воздухом здесь подышу.
Капюшонов достал из пачки сигарету, не спеша размял ее, затянулся. Ему
было хорошо. В голове медленно, как золотые рыбки в аквариуме, тыкаясь о
стенки, плавали толстые, добродушные мысли. Легкий ветерок шевелил
редеющие капюшоновские волосы, приятно щекотал затылок. Он погладил себя
по животу, и тот, словно сытый домашний кот, довольно заурчал в ответ на
хозяйскую ласку. Для ощущения полного единения с природой Капюшонов снял
туфли и остался в одних носках.
— „Санни, — донеслась из чьего-то раскрытого окна не первой свежести
запись, — ай лав ю“.
„Эх, Саня, Санек…“ — размягченно подумал Капюшонов.
Черное небо, раскинувшееся над ним, не пугало его своей бездонностью,
скорее наоборот. Ставшие привычными полеты космических экипажей сделали
его, несмотря на черноту, совсем домашним. Чем-то вроде чердака в
капюшоновском доме. Поэтому он поглядел вверх с некоторым
превосходством. Был конец лета, и звезды, словно созрев, непрерывно
падали, косо прочерчивая во всех направлениях ночное небо. Рядом с ним
на лавку сели двое.
— Смотри, звезды так и сыплются, — сказала девушка. — Давай загадаем
желание.
— Давай, — согласился парень. — А какое?
Она что-то прошептала ему на ухо, и оба рассмеялись.
— Идет, — согласился парень, и в это время еще одна светящаяся точка
чиркнула по небу.
— Успел?
— Успел, — И они опять засмеялись.
„Мне, что ли, попробовать?“ — подумал Капюшонов. Он откинулся на спинку
и стал ждать оказии. Прошло пять минут, десять. Ничего. Звездопад
прекратился так же внезапно, как в одно мгновенье на всем скаку
прекращается вдруг проливной дождь. Движение в небе замерло одновременно
и во всех направлениях. Парень с девушкой давно ушли, а Капюшонов,
задрав голову, неотрывно вглядывался в ночное небо и постепенно
наливался злобой. В аквариуме у него забурлило.
„Это что же выходит, — думал он. — Теперь, значит, простому человеку и
желание изъявить нельзя. Им, стало быть, можно, а нам, стало быть,
нельзя. Тут целый день за баранкой гнешься, а эти только в дискотеках
своих полы трамбуют, и им, выходит, пожалуйста“.
Возмущение переполнило Капюшонова. Выбрав посреди неба подходящую
звезду, он мысленно приказал ей: „Падай!“.
Звезда и не подумала стронуться с места.
— Падай, кому говорят! — страшным голосом закричал про себя Капюшонов, и
в этот момент звезда, словно сорвавшись с невидимого гвоздя, заскользила
вниз.
„То-то же, — удовлетворенно подумал Капюшонов, — нет чтобы сразу“.
Первое желание не заставило себя ждать.
— Для начала машину новую получить надо. Старую Колька-сменщик совсем
раздолбал. В прошлом месяце еле сто сорок заработал, да слесарям еще за
ремонт двадцатку отстегнул.
Звезда, набирая скорость, неслась к земле.
— Погодь, — приказал звезде Капюшонов, — тут подумать надо.
Звезда послушно замедлила ход, а Капюшонов погрузился в раздумья. За
тридцать восемь лет жизни желаний у него накопилось немало, и
требовалось выбрать самые заветные.
— Чтоб Зинаиде отпуск летом дали, тогда на юг вместе махнем.
Прошлым летом он отдыхал отдельно от жены, в желудочном санатории по
горящей путевке. Тощища была смертная, хоть вой. Поселили его с двумя
очкариками. Целый день они толкали друг другу про какие-то поля, а что
они растят на тех полях, Капюшонов, сколько ни слушал, в толк взять не
мог. Еле дождался конца срока.
— Чего бы еще такое загадать? — он почесал затылок и опять задрал голову
вверх. Звезда была уже на уровне телевизионных антенн, натыканных на
крыше его дома.
„С собаками чтоб не шлялись“, — пронеслось в голове, Собак Капюшонов не
любил, а из живой природы больше всего уважал огурцы. А звезда уже тем
временем скрылась за домом.
— И бачок, бачок, чтоб не тек, — плачущим голосом закричал Капюшонов,
чувствуя, что его мысленная энергия уже на исходе.
За домом что-то сочно шлепнулось, словно упал большой бутерброд с
колбасой. Капюшонов, крякнув, нагнулся, обул туфли и пошел домой спать.
1980