Красивым быть не запретишь

Выгляни в окно, любезный читатель. Видишь, волшебница-осень искусной рукой прихотливо выткала багрянцем купы дерев. Высоко-высоко в синем небе плывут серебристые облака. Спроси их, куда плывут, сразу, наверно, и не ответят. Отражаются в промытом ночным дождем асфальте золотые купола преображенных храмов. Самодвижущиеся экипажи всех мыслимых цветов заполнили широкие проспекты.

А люди, царица небесная, какие удивительные люди вокруг! Одетые в прекрасные наряды, свободные, гордые, преисполненные радости и любви. Да что ж такое произошло в мире?

Отчего, говоря словами забытой песни, все стало вокруг голубым и зеленым, а также красным, оранжевым, синим, фиолетовым? Отчего обычный, казалось бы, сентябрьский день расцвел яркими праздничными красками? Да оттого, что вовсе не обычный он, этот день. Ибо все народы земли, все люди доброй воли отмечают ныне Всемирный день красоты. Отмечать-то отмечают, а к единому определению этой деликатной субстанции до сих пор так и не пришли. Хотя подобные попытки неоднократно предпринимались на протяжении всей человеческой истории, вплоть до последнего времени.

„…Что есть красота, — задавался непростым вопросом замечательный поэт, — и с каких дел, если разобраться, ее так обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или, напротив, огонь, мерцающий в этом самом сосуде?“

Если кто не понял, сосуд — это форма, а огонь, соответственно, содержание. А вот что из них важнее, поди разберись.

Желательно, конечно, чтобы они представляли собой единое целое. Однако достичь единства формы и содержания в обычных условиях достаточно непросто. Лучше всего это удается продвинутым дзен-буддистам и представителям высшего командного состава. Прочие же категории населения постоянно находятся в мучительном поиске заветного соотношения. Особенно подвержены этому те, кто, как, например, я, с ранних лет посвятил себя служению Аполлону (бог красоты).

В юности я почитал идеалом совершенства банку из-под кока-колы. До всяких еще энди уорхоллов мне открылась сдержанная мощь ее лаконичного дизайна. Сам вкус напитка долго не был мной изведан, что не мешало априорно полагать его божественным. Пустой сосуд долгое время украшал мою холостяцкую обитель. Пока однажды приятель не подарил мне привезенную отцом из зарубежной поездки непочатую банку легендарного напитка.

При всем пиетете к стране-производителю и звериной ненависти к советской власти, я вынужден был признаться себе — до нашего кваса этому приторному пойлу, как горбатому „Запорожцу“ до „форда“ последней модели.

Несмотря на афронт, красота, как некогда Аргентина негра, продолжала властно манить меня. Вся последующая жизнь проходила под знаком поисков идеала. Не перечесть разочарований, подстерегавших пытливого юношу на пути к нему. Взять хоть пресловутую прекрасную половину. Какая там, к черту, половина! Красивые, длинноногие особи, с мечтательным выражением голубых, обрамленных пушистыми ресницами глаз в девяти случаях из десяти оказывались на поверку законченными идиотками. В то время как эрудированные, остроумные, тонко чувствующие в том же приблизительно процентном соотношении относились, как ни горько это признавать, к разряду половых неликвидов.

Да и в самих служителях прекрасного красота, увы, нечасто идет рука об руку с талантом. Либо тебе Тулуз-Лотрек, либо Никас, прости Господи, Софронов. А художественная литература, из которой нам, помимо приведенной выше цитаты, известно также, что красота спасет мир. С ней, полагаете, все в порядке? Дудки!

Выбор, предлагаемый ей, крайне ограничен. Не знаю, что и лучше — дойдя до пятнадцатой страницы, заснуть над бессмысленными кружевами Пруста или получить черепно-мозговую травму от одного абзаца Доценко. Акунин, скажете вы? Да что ж ему, за всех теперь отдуваться, чудесному грузину?

Но ведь должна, должна же где-то обитать она, несказанная, невыразимая… Не в себе ли самом, иной раз подумаешь, таится она, неразличимая до поры чужому равнодушному взору?

Так давай же, читатель, в этот воистину великий день, раскроем свои души красоте, возрадуемся всепобеждающей силе ее, пропоем ей торжественный гимн, ибо нет на свете ничего прекраснее красоты. Так пусть же каждый день в календаре станет отныне ее Всемирным нерабочим днем!