Колебательный вектор

Когда эту заметку вывесят на сайте, я уже, наверное, буду ближе к Богу, чем вы. Пусть совсем ненамного, но все же… И не потому, что я чем-то лучше вас. Просто наш самолет будет в этот момент совершать рейс по маршруту Москва-Берлин на высоте 8 тысяч метров, а температура воздуха за бортом будет минус 50 градусов. Если, конечно, Бог даст. Хотя запросто может и не дать. Что Ему стоит? Может застрять в пробке машина, может какой-нибудь прикольщик позвонить в аэропорт и сказать, что в самолете находится взрывное устройство, да мало ли что может случиться. И всегда, что бы не произошло, у каждого из нас найдется счастливая возможность все свалить на Него.

Мы поминаем Его по любому поводу, а то и вовсе безо всякого, чуть ли не для связки слов в предложении. Поминаем несравненно чаще, чем вспоминаем. Вспоминаем же, пока не прихватит по-настоящему, вспоминаем, повторяю, более или менее осознанно, в основном два раза в год — на Рождество и Пасху.

У меня, как, наверное, и у большинства электората, отношения с религией непростые. В моем случае, подозреваю, даже более сложные, чем у среднестатистического россиянина. Судите сами. По паспорту я еврей. При этом моя бабка по материнской линии была русской. То есть в Израиле я не прохожу как еврей, а в России, соответственно, как русский. При этом сознание мое формировалось хоть и в безбожной стране, но благодаря постоянной, по крайней мере на период этого формирования, литературной подпитке, в христианской преимущественно традиции. И религиозный мой вектор, если можно о нем как-то говорить, направлен, скорее, в эту сторону.

Чтобы этот самый вектор укрепить, ну хотя бы до степени властной вертикали, по-хорошему, надо бы конечно, креститься. Увы, никак невозможно. По секрету от партийного иудея-зятя бабка окрестила меня еще во младенчестве. Возможно, если бы я, пройдя сложный путь душевных поисков, пришел к этому решению по собственному выбору, мое внутреннее состояние было бы иным.

Поверить до конца в Его существование, по крайней мере в приписываемом Ему виде, я не могу. Полностью отрицать это существование не могу также, поскольку некоторые обстоятельства моей жизни никаким иным образом объяснить невозможно. Остается сомневаться. Потому что лучшие из Его служителей, которые встречались мне, моих сомнений развеять не могли. И даже не в том дело, что я не получал ответов на какие-то вопросы. Просто что-то подсказывало мне, что они этих ответов не знают сами. И не хотелось ставить в неловкое положение хорошего человека. Возможно, мне попадались не те. Павлу Иоанну, например, я бы поверил. Не могу даже передать, как он мне нравится, честное слово. Правда, он католик, хотя и очень хороший, а я православный, хотя и очень плохой. Но неужели, скажите, это так важно? Ведь, в конце концов, любая религия — лишь телефон, по которому человек разговаривает с Богом. Но телефоны-то эти стоят на одном столе. Если, конечно, сам стол существует.

В ночь с субботы на воскресенье будут праздновать чудо Его воскрешения. Накануне к нам придет очень милая интеллигентная женщина-татарка, помогающая моей русской жене по хозяйству. Она испечет кулич. Моя десятилетняя дочь от предыдущего брака с женой-еврейкой буратиньей своей скороговоркой отрапортовала мне по телефону, что собирается красить яйца. Правда, за неделю до этого она с тем же энтузиазмом рисовала трогательно дурацкий плакат в защиту НТВ. Время от времени она заявляет о желании креститься, мотивируя это тем, что Сашу и Машу уже окрестили.

Впрочем, на том же основании год назад она требовала роликовые коньки.

Господи, помоги мне наконец разобраться со всем этим!