Человек слова

Первый и, собственно, единственный раз я увидел Горбачева живьем несколько лет назад на каком-то рауте, устроенном, кажется, „Общей газетой“. Корректный термин „раут“ я употребил не случайно, поскольку амикошонское словцо „тусовка“ в данном случае не представляется уместным. Михаил Сергеевич оказался господином довольно высокого роста, чему я немало поразился. По телевизору он почему-то казался гораздо ниже и долгое время напоминал мне Чичикова — приятная округлость, мягкие манеры и ощущение благополучия, исходящее от всего облика. Оказавшись рядом, я понял, что не должен упустить свой исторический шанс. Что я ему сказал, точно сейчас не помню, что-то, видимо, уважительно-благодарственное. Сказал абсолютно искренне, потому что благодарность — это то главное чувство, которое я испытывал к нему тогда и испытываю сегодня, в день его семидесятилетия. Он посмотрел на меня пустыми глазами и произнес в ответ нечто светское. Поговорили, короче.

Думаю, однако, что до конца жизни теперь имею право выступать с воспоминаниями об этой встрече перед пионерами, поскольку столкнулся тогда нос к носу с личностью, безо всякого преувеличения, исторической. Что же касается манеры общения, то могу себе представить, сколько раз приходилось ему слышать подобное от самых различных обитателей нашей планеты в самых различных ситуациях.

Находясь у власти, Горбачев представлял как бы некий вектор устремлений и взглядов своих соратников. Окружение у Михаила Сергеевича было, мягко говоря, неоднородное. От западников — Яковлева и Шеварднадзе — до несгибаемого ленинца Лигачева и Сапармурата Ниязова, который вот-вот готов объявить себя падишахом. Неудивительно, что политическая линия, проводимая нашим первым президентом, временами напоминала некую причудливую синусоиду, если этот эпитет по отношению к синусоиде корректен. Трудно сказать, представлял ли он до конца последствия своих начинаний. Слишком неординарная страна досталась ему в управление. Нет, чтобы оказаться Михаилу Сергеевичу во главе средних габаритов европейского государства с размеренным укладом, вековыми парламентскими традициями и сытым, непьющим населением. Но все эти теплые места расписаны, похоже, на много лет вперед. Насмешливым небесам было угодно усадить его в российскую бричку. Достаточно оказалось слегка отпустить поводья, чтобы птица-тройка понесла, захрапев и кося бешеным глазом.

Представлял ли Горбачев последствия своих грандиозных начинаний, верил ли сам своим словам? Думаю, что верил. Более того, уповал. Вот почему, начав говорить, так долго не мог остановиться. Словно искал в плавном речевом потоке ту опору, которую никак не мог нащупать в слетевшей с катушек реальности.

Со времен глубокой древности поэты Востока воспевали деяния своих правителей. Мы и сегодня куда ближе к нему, чем к Западу, несмотря на все усилия нашего героя. Поэтому не будем делать исключений.

Ходил недолго в президентах
Михал Сергеич Горбачев,
Но был на разных континентах
Любим при этом горячо.

Простые люди всей планеты,
Я сам свидетелем тому,
Дарили мелкие предметы
На день рождения ему.

Он наихудшую систему
Из существующих систем
Разрушил, как тараном стену,
До основанья, а затем

На радость порешил потомкам
Построить мир, где все равны,
Но тут придавлен был обломком
Той самой рухнувшей стены.

А дальше — баррикады, танки,
Героев жуткое число…
Три дня трясло нас в лихоманке,
Но, слава богу, пронесло.

А вскоре с гиканьем и плясом,
Под троекратное „Ура!“
Смещен был лысый седовласым
По наущению двора.

Так и ушел со сцены Горби,
Так и покинул пьедестал.
Предметом всенародной скорби
Его уход отнюдь не стал,

Но все ж сказать ему спасибо,
Хотя б подать ему пальто,
Вполне мы, думаю, могли бы,
Да воспитание не то.