Великая загадка Леонардо,
Что разгадать так долго не могли,
Волнует ежедневно миллиарды,
А то и больше, жителей Земли.

Искусствоведы в беспрестанных спорах,
В бурлении научного ума,
Гипотез перебрали целый ворох,
Порою экзотических весьма.

Смешно об этом и подумать нынче,
Но кое-кто ведь утверждал всерьез,
Что именно свое тогда да Винчи
На холст изображение нанес.

Не надо даже быть искусствоведом –
Взгляните на его автопортрет,
Где он изображен суровым дедом,
Практически уже на склоне лет.

Что общего в нем с дамой молодою –
Еще не мертвом, но уже больном –
С окладистой седою бородою,
Уж я не говорю об остальном.

Но кто тогда же Лиза эта Мона,
Чей рейтинг столь невиданно возрос?
Не раз вопрос я задавал законно,
И получил ответ на свой вопрос.

Свой путь земной пройдя до середины,
Точней сказать, почти что до конца,
Прознал тут я про Лизу Герардини,
Супругу флорентийского купца.

Ничем не выделялся сей мужчина
В кругу своих зачуханных коллег.
Купчина он и есть себе купчина,
Торговый заурядный человек.

Жил неприметно, благонравно, тихо,
Копил к дукату бережно дукат,
А по ночам ласкал свою купчиху
Под стрекот элегический цикад.

Нехитрое изведав наслажденье,
Он засыпал с улыбкой на лице.
Великая эпоха Возрожденья
Никак не отражалась на купце.

Услужливая память вдруг зачем-то
Достала из неведомых глубин,
Каким-то чудом, термин «кватроченто»,
Что чужд певцу березок и рябин.

…Так и текли супружества их годы,
Такою дольче вита их была,
Она вязала, он считал доходы,
Обычные семейные дела…

Ни страшных тайн, ни ярких преступлений
Не числилось за мирною четой,
Что в Лизе привлекло да Винчи гений,
Вопрос, как говорится, непростой.

Зачем он оголил бедняге плечи?
Зачем скрестил ей руки на груди? *
Таких купчих у нас в Замоскворечье
В базарный день, буквально, пруд пруди.

Что нам до пресловутой той Джоконды,
Когда, прошу пардон за низкий слог,
У нас забиты Третьяковки фонды
Таким добром под самый потолок.

Не зря ведь флорентийскому московский
Купчихи тип давно сказал: «утрись!»
Его восславил Константин Маковский,
Его воспел Кустодиев Борис.

Милей нам бледной Лизы анемичной,
С ее ухмылкой вечною кривой,
Землячек образ сызмальства привычный –
Румяный, полнокровный и живой.

Их не согнули испытаний бури,
И трудности не взяли на излом,
…А эта пусть себе как дура в Лувре
Висит за бронированным стеклом.

* Черты матроны автором забыты,
Мне жалок он в дремучей темноте,
Поскольку плечи Лизины закрыты,
А руки скрещены на животе. (Прим. редактора)

2008